VK
ENG
пн-пт: 10.00-18.00
VK

«Российская газета»: Проживем без Сталина?

13 марта 2017

Текст: Лев Аннинский
Российская газета – Федеральный выпуск №7208 (42)

Заметки о книге Семена Экштута "Товарищ Сталин, слышишь ли ты нас?"

Семен Экштут формулирует проблему заметно мягче, чем я. Хотя понимает, что патетическая строка Константина Симонова, вынесенная на титул его нынешней книги (Семён Экштут. "Товарищ Сталин, слышишь ли ты нас?!" - Прим. ред.), теперешним читателям добавит иронии. Я на иронию не решаюсь и воспринимаю книгу Экштута как серьезную попытку справиться с проблемой, неразрешимость которой ранит сердце то с правой, то с левой стороны. Так с правой или с левой?

s_01_d_850 (1).jpg

"Привет Сталину". Москва, Красная площадь. 1 мая 1937 года. Фото: Книга "Товарищ Сталин, слышишь ли ты нас?"
 
А если стороны местами меняются непредсказуемо? И хотя выбирать надо всего из двух вариантов, поди угадай! Сталинское наследство - это и Большой террор, и Великая Победа - как такое сочетать? Историки и не сочетают - они сталкивают то и это. Либералы выстраивают историю Великой Отечественной войны, начисто убирая из нее фигуру Верховного Главнокомандующего, - патриоты, наблюдая эту ловкую операцию, возвращают Генералиссимуса на знамя. Без оговорок! И не вдруг решишь, с кем ты и с чем останешься.

Когда-то увековечил Карамзин похожую ситуацию с Иваном Грозным: историки помнят жуть опричнины, а народ, гуляя, видит Казань, Астрахань и Сибирь - живые монументы... Есть в истории фигуры, к которым не подойдешь ни справа, ни слева: упрешься. Иван Грозный и Петр Великий маячат в истории загадками. И отношение к ним зависит уже не от исторической реальности с ее невыносимостью, - а от вкуса и симпатий личности, мучающейся выбором.

Любимец Сталина - летчик Александр Голованов, чудом избежавший расстрела, сказал: "Какая страшная жизнь... Надо быть готовыми ко всему. Преодолевая страх. Не мы первые, не мы последние..."

Вот так и со Сталиным... Экштут, выросший точнехонько в послесталинскую эпоху, стал одним из блестящих мыслителей нынешнего послесоветского века: по существу он социальный философ и практикующий историк (книги которого идут нарасхват), так вот: к фигуре Сталина он подходит вовсе не как философ или историк... а как?

А как одиннадцатилетний мальчишка, лежащий в больнице города Сочи. Он слушает, как его соседи по палате, взрослые мужики, - превозносят Сталина. И влезает в разговор. Начитанный школьник и упрямый спорщик, он доказывает, что Сталин виноват во всем: и в гулаговском терроре, и в поражениях первого года войны, - этим мужикам не под силу его переспорить, им остается только велеть мальчишке попридержать язык.

А ведь есть в этой ситуации какая-то притягательность: не упираться вместе с теми (или этими) историками в неразрешимость проблемы, - а встать в позицию рядового участника событий, имеющего свое мнение, - и смотреть, что из этого получится.

Книга Семена Экштута о "товарище Сталине" проникнута ощущением участника событий, смысл которых не умещается в логику и не дает успокоиться, а заставляет каждый раз искать аналогии, подчас немыслимые.

Вот первая немыслимая аналогия, на которую наткнется читатель книги: "В 1614 году в Москве у Серпуховских ворот был публично повешен трехлетний ребенок: петля не затянулась на его тоненькой шее, и он скончался лишь спустя несколько часов после начала обряда казни не от удушья, а от холода.

Этим трехлетним ребенком был сын Марины Мнишек. Сторонники величали его Иван Дмитриевич и считали претендентом на русский престол, а противники называли Ивашка Воренок. Эта жуткая казнь поставила точку в первой русской Смуте... С точки зрения современного человека публичное умерщвление трехлетнего ребенка кажется чем-то совершенно невообразимым..."

Но эта невообразимость совершенно естественна в обстановке Смуты! Ибо психология Смуты - это немыслимая оргия безначалия и безответственности, овладевающая огромным количеством людей.

Но почему Экштут вспоминает Смуту трехсотлетней давности? Ведь речь-то идет о Двадцатом веке!

Потому что начало Двадцатого века - это очередная неотвратимая русская Смута! И все без исключения военачальники, оказавшиеся к 30-м годам в верхушке армии, - это герои Гражданской войны, вобравшие Смуту в свое сознание. В плоть, в кровь! Можно под пулеметным огнем обрушиться на противника и обратить его в бегство! Но кто куда побежит, неясно. В надвигающейся войне (войне моторов!) этот стиль безнадежен!

А о том, что надвигающаяся на нас война не будет похожа на бунты и атаки войны Гражданской - об этом кто-нибудь думал?

Сталин - думал. Он предвидел, а лучше сказать: предчувствовал - какая надвигается война. И какие грядут противники. Не поляки, вечные романтические оппоненты Московии. Не заморская Британия, неотменяемое идеологическое пугало. И не заокеанская Америка, ищущая свое место в меняющихся классовых противостояниях эпохи. Нет, противник вырисовывается куда более близкий, умелый и беспощадный: немцы! Сталин это предчувствует. И к этому готовится.

А героические смутьяны, выигравшие Гражданскую войну?

А их опыт все более отходит в прошлое. Даже у такого теоретически мыслящего военспеца, как Тухачевский. Не говоря уже о таком прирожденном бунтаре, как Якир.

Готовы ли эти военачальники составить заговор против Сталина?

Вряд ли. Это немыслимо. Но по психологии эти герои Смуты должны такое помыслить. И народ, вымотанный Смутой и Гражданской войной, ждет и опасается именно заговора. Это факт русской психологии: если естественный ход событий пресекается Смутой, все ждут предательства! Предательство и осуществилось - уже в ходе новой войны - во власовском антисталинизме, под флагом Гитлера. В тридцатые годы подобное еще только брезжит, оно нереально: власть Сталина в армии, в государстве - непререкаема. И он это чувствует. А ГУЛАГ откуда? От страха Смуты: Сталин лагерей не изобрел, он их получил в наследство вместе со страхом возможного предательства. Вместе с готовностью высоких военачальников отталкивать друг друга, писать друг на друга доносы. Сталин эту их готовность почувствовал, это доносное помешательство возглавил, дал ему неслыханный размах - и принял на себя ответственность.

Он даже предвидел, что ответственность будет по-русски безразмерна: "Не один ушат грязи будет вылит на мою голову... Но я уверен, что ветер истории все это развеет"...

Ветер истории еще не раз переменится, а ушаты грязи уже вылиты. И все на его голову.

По психологическому типу Сталин отнюдь не оголтелый диктатор, а скорее шахматный игрок. Что он безошибочно просчитывает - так это расклад голосов при непрерывных голосованиях на высшем уровне. На всех уровнях Смутной эпохи. Дело было не в нем - дело в них, в голосующих, сформированных эпохой Смуты и не без оснований ожидавших друг от друга подвоха, то есть доноса, а там и зоны ГУЛАГа.

Ни намека на "реабилитацию" лагерной жути нет в книге Экштута. ГУЛАГ остается страшной страницей в истории советской России, это беда, накрывшая народ, и как народная беда описан ГУЛАГ у Солженицына. Что делает Экштут? Скрупулезно уточняет масштабы этой беды и ее причины.



 Сталин и Берия на привале во время отдыха. Сальские степи.1930-е годы. Фото: Книга "Товарищ Сталин, слышишь ли ты нас?"

Надо ведь было не только армейскую верхушку прочистить в предчувствии надвигавшейся новой войны: привести в чувство людей с ромбами в петлицах ("ромбопад" вошел в историю советского генералитета). Предстояло всю армию сверху донизу переучивать в преддверии "войны моторов" - с невиданным до того участием авиации и артиллерии. Тут не только о снарядах была забота: "после Зимней войны вождю стало понятно, что своевременное снабжение армии теплыми шапками-ушанками, сухарями или пищевыми концентратами гораздо сильнее повышает ее боеспособность, чем безупречные с идеологической точки зрения регулярные политинформации или красиво оформленные боевые листки..."

Вождь вовсе не был всесилен, в частности, не мог заставить своих генералов преодолеть присущую многим из них "радиобоязнь" и заставить их использовать в управлении войсками современные средства связи. "Не верю я в рацию", - так заявил в апреле 1940 года один из военачальников. И он не был одинок: генералитет упрямо не желал овладевать радиосвязью - громоздкой, капризной и неустойчивой. - Вот и попробуй справиться с радиобоязнью высшего комсостава - в масштабах огромной армии...

Любимец Сталина - летчик Александр Голованов, чудом избежавший расстрела, сказал: "Какая страшная жизнь... Надо быть готовыми ко всему. Преодолевая страх. Не мы первые, не мы последние..." Фото: Книга "Товарищ Сталин, слышишь ли ты нас?"

Перестроить армию сверху донизу - для этого нужны были люди новые, молодые - поколение, давшее стране Жукова, Рокоссовского, Конева... Из старых только двоих Сталин оставил как неопасных, - это были Ворошилов и Буденный. И еще, наверное, Тимошенко - он нашел свое место в армии, выстроенной уже не по беззаконию Смуты, а по законам Диктатуры...

Что же до героев прежней эпохи - их к этим законам приучать было бессмысленно; Сталину надо было, чтобы эти романтические смутьяны не путались под ногами... Он и не вникал в их дела - подписывал приговоры, не глядя в спины тех героев Смуты, которых отправлял "в расход". В трагедии Великой Отечественной войны им не было места.

Оглядываясь на эту историю, современный исследователь не повторяет хрущевских заклинаний о "культе личности", - он говорит о неисправимости эпохи. О неисправимости жизни... И тут я с Экштутом совершенно согласен: "Проклятая жизнь"..."Проклятая природа человека"...

Или, как умирая, сказал любимец Сталина, великий летчик, Главный маршал авиации Александр Голованов, чудом избежавший после войны ареста и расстрела:

- Какая страшная жизнь... Надо быть готовыми ко всему. Преодолевая страх. Не мы первые, не мы последние...



Ягринский ИТЛ (исполнительно-трудовой лагерь) НКВД СССР. Организован 13 апреля 1938 года "для срочного создания судостроительной базы северного флота". Деревянная мостовая в лагере. 1944 год. Фото: Книга "Товарищ Сталин, слышишь ли ты нас?"

Назад к списку рецензий


Обратная связь
Имя
Телефон*
Заявка на возврат
ФИО*
Адрес доставки*
Телефон*
E-mail
Дата покупки*
Выбрать дату в календаре
Номер заказ*
Причина возврата*
Прикрепить заявление*
Прикрепить чек